Рената: Современное кино — зона экспериментов, компьютерной графики и новых технологий, а театр все же делает ставку в первую очередь на «традиционные» составляющие: актер, текст. Почему театр все еще жив?
Кирилл: Он жив, потому что происходит живое общение. Особенно это стало очевидно во время карантина, когда все театры начали пытаться встроиться в интернет-реальность и записывать какие-то ролики. Я почувствовал: тут мы бесполезны, тут мы проигрываем блогерам, всему тому, что создано в этой органике интернета. Мы попробовали читать Пушкина «Пир во время чумы», но это было пошло и скучно. Театр вне театра очень слаб, он теряет свою магию. Но эта магия живого общения работает в самом театре. И театр жив, потому что приходят новые люди. Рыжаков нам во МХАТе 1 сентября всегда говорил: «Все в театре было — вас не было».
Кирилл Чернышенко и Рената Пиотровски
При этом самых успешных театральных актеров всегда переманивают в кино: там деньги и слава…
Далеко не всех переманивают, бывают исключительно театральные артисты, которые в театре — гении, они ему отдаются, их обожает зритель, а в кино они не приживутся. Разница между театральным и киношным актером огромная. Я сам только проекте на десятом осознал, насколько театр и кино — разные профессии. И если я про себя — театрального Кирилла — очень много понимаю и знаю, то в кино я себя понимаю сильно хуже. У нас же не учат в театральных институтах сниматься в кино, хотя мы получаем диплом «Актер театра и кино». Я сейчас читаю книгу американского автора «Как ходить на кастинги» и понимаю, что во МХАТе нужно открывать отдельный курс про кино, хотя бы раз в неделю! Пока театр в России побеждает кино, у нас мощнейшая театральная культура. Я, например, из Омска — это очень театральный город, моя мама там практически каждый день в театр ходит.
В 2017-м ты сыграл в спектакле «Калека с острова Инишмаан» по пьесе Мартина Макдоны. В этом году Макдона представил третью часть этой трилогии — фильм «Банши Инишерина». Похоже, этот режиссер смог покорить и театр, и кино…
Я фанат Макдоны, он крут! Я недавно пошел учиться на сценариста в «Индустрию» Бондарчука. На одном из занятий мы разбираем сценарии известных фильмов. Сценарий фильма Макдоны «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» мы изучали в оригинале и в переводе: читаешь сценарий — и буквально видишь фильм. Как написано — так и снято. Как он это делает? В сценарном плане он мой кумир!
Главный хит с твоим участием в Театре Пушкина — «Влюбленный Шекспир»: ты играешь самого Шекспира. А о каких вообще ролях мечтают молодые, по-прежнему о Гамлете?
В театре у меня нет такой мечты. Хотел бы играть русскую классику, в «Трех сестрах» Чехова, например. Но мне пока не дают. Может, не дорос, может, не пришел еще мой режиссер. А вот в кино я мечтаю сыграть путешественника Федора Конюхова.
В театральный всегда шли не только за искусством, но и за славой. Сегодня прославиться можно и в TikTok. Актерство — все еще элитарная профессия или она обесценивается?
Мы часто говорим, что наша профессия обесценивается, что актеры никому не нужны. Я посмотрел недавно «Монастырь» Молочникова с Ивлеевой — и она здесь по-своему гениальна, она нашла какие-то правильные акценты и очень по-актерски это сделала. Но все же эта ее удача не значит, что она смогла бы играть в театре. Да, актер учится своей профессии, живет ею, а кто-то попадает в нее легче и проще. Но профессия все равно никуда не денется, по крайней мере пока жив театр.
Ты играешь в постановке «Багровый остров» по Булгакову о молодом драматурге, пьесу которого должен оценить цензор. А в твоей жизни кто главный цензор?
Я сам. Это ужасно, это очень тяжело, и я с этим перегибаю палку. Бывает, что спектакль прошел не очень удачно, но лично ты сделал все, что мог, ты честно работал. И незачем себя корить. Театр — дело живое. Но меня не покидает мысль: а если человек впервые в жизни пришел в театр, если его заставили, привели, он сидел, он смотрел — и ничего не произошло хорошего, он же никогда в жизни не вернется. И такие мысли по мне бьют. Мы не имеем права плохо играть.
Постановка «Слуга двух господ» по комедии Карло Гольдони с твоим участием — это музыка, танцы, акробатика, чистый оптимизм. Какой театр ближе русскому зрителю — такой комедийный скомороховый или все же шекспировский трагичный?
Все зависит от того, какие времена. Сейчас русская душа приходит за праздником и смехом. У нас есть спектакль «Семейка Краузе» — комедия положений с Верой Алентовой. А как-то смотрел его в зале, и рядом со мной сидел мужчина, похожий на моего отца. Я видел, как к концу спектакля юмор его буквально растопил, как изменилось его лицо. Люди выходят из театра и улыбаются! На что-то тяжелое идут подготовленные, а комедия нужна всем. Почему? У нас был спектакль «Рыцарь пламенеющего пестика», в финале которого заслуженная артистка России Агриппина Стеклова говорит: «Да в жизни и так дерьма хватает!».
Что в твоем понимании означает фраза «Красота спасет мир?»
Никогда этих слов до конца не понимал! Но вот в спектакле «Стражи Тадж-Махала» мой персонаж в прямом смысле убивает красоту. Мы там — стражники в Индии, которые, по легенде, отрубили 40 тысяч рук, чтобы ничего более красивого, чем Тадж-Махал, не было в мире построено. Потом до моего персонажа доходит: он убивает красоту, которую больше некому будет создать. У нас, тоже по легенде, архитектору собора Василия Блаженного с той же целью глаза выкололи. Выходит, красота — пугающая сила, есть в ней что-то гибельное, чертовщина какая-то.
Источник: ru.hellomagazine.com
